- Уж мне, право, эти петербургские журналы!.. Как придет почта, так дня два к нему и приступу нет. Смотри, уж самовар скоро выкипит; чай настоялся, как пиво доброе, а ты и не принимался еще пить!..
Палка (сама с собой). Нет. Это он меня зовет. Мальчик заметил, куда я упал. Женщина (неожиданно). Поняла. Вот он, ритм. Слушай, так? (Напевает какой-то мотив...
Гегелева апофтегма **** достигает своей истинной формы и принимает такой вид: логическое эвольвирует ***** в природу, а приро..
Оно, как камень, не имеет выражения: работа съела его. Со всегдашним мертвым, восковым, мраморным лицом и с тем же холодным спокойствием он входит в клетку со зверями, защелкивая за собою одну за другой внутренние железные задвижки. Он очень редко употребляет в работе шамбарьеры, пистолетные выстрелы, бенгальские огни, и устрашающие крики, и всю другую шумливую бутафорию, столь любимую плебейским граденом, расточителем аплодисментов. Гагенбек-старший называл его лучшим из современных укротителей, а старший в униформе парижского цирка, престарелый мосье Лионель, говорил о нем, как об артисте, весьма похожем на покойного великого Блонделя.
- На ваш вопрос, мадам Эрнестин, - сказал Гурвич, - мне очень трудно ответить. Боимся ли мы зверей? Тут все дело в индивидуальности, в характерах, в привычке и навыке, в опытности, в любви к делу и, конечно, уже в психологии зверя, с которым работаешь... Главное же все-таки наличие дара и его размеры, - это уж от бога. Возьмите, например, великого, незабвенного и никем не превосходимого Блонделя. Это был истинный бог циркового искусства, владевший в совершенстве всеми его видами, родами и отраслями, за исключением клоунады. Это он впервые дерзнул перейти через водопад Ниагару по туго натянутому канату, без балансира. Впоследствии он делал этот переход с балансиром, но неся на плечах, в виде груза, любого из зрителей, на хладнокровие которого можно было полагаться. После Блонделя осталась книга его мемуаров, написанная превосходным языком и ставшая теперь большою редкостью. Так, в этой книге Блондель с необыкновенной силой рассказывает о том, как на его вызов вышел из толпы большой, толстый немец, куривший огромную вонючую сигару, как сигару эту Блондель приказал ему немедленно выбросить изо рта и как трудно было Блонделю найти равновесие, держа на спине непривычную тяжесть, и как он с этим справился. Но на самой половине воздушного пути стало еще труднее. Немец "потерял сердце", подвергся ужасу пространства, лежащего внизу, и ревущей воды. Он смертельно испугался и начал ерзать на Блонделе, лишая его эквилибра [равновесия (от фр. equilibre)]. - Держитесь неподвижно, - крикнул ему артист, - или я мгновенно брошу вас к чертовой матери! И тут настала ужасная минута, когда Блондель почувствовал, что он начинает терять равновесие и готов упасть. Сколько понадобилось времени, чтобы снова выправить и выпрямить свое точное движение по канату, - неизвестно. Это был вопрос небольшого количества секунд, но в книге его этим героическим усилиям отведена целая небольшая страница, которую нельзя читать без глубокого волнения, заставляющего холодеть сердце. А дальше Блондель рассказывает, что, окончив свой страшный переход, он был доставлен кружным путем к месту его начала.
... Доброй ночи... выйдет скоро В небо сторож твой Над тобою путь дозора Совершать ночной.
Чтоб не смела сила злая Сон твой возмущать: Час ночной, пора ночная - Ей пора гулять. В час ночной, тюрьмы подводной Разломав запор, Вылетает хороводной Цепью рой сестер.
Лихорадки им прозванье; Любо им смущать Тихий сон - и на прощанье Губы целовать. Лихоманок-лихорадок, Девяти подруг, Поцелуй и жгуч, и сладок, Как любви недуг.
Но не бойся: силой взора С неба сторож твой Их отгонит - для дозора Светит он звездой. Спи же тихо - доброй ночи!.. Под лучи светил, Над тобой сияют очи Светлых божьих сил.
