В день своего появления на свет он уже, что называется, вышел в тираж. Есть страны, где люди доживают до глубокой старости: в Нейи-сюр-Сен стариками рождаются...
Then they started questioning- Had he noticed anything? First, in prayer he bent his head, Through his..
По общему мнению, только ловкости Корецкого обязана Анна тем, что ее муж в течение двух лет ничег..
Вы читаете «Блондель», страница 4 (прочитано 100%)
Александр Куприн
Старые свидетели этого безумного пари рассказывали о нем потом до конца жизни, как о дерзком и великолепном чуде. Вы, господа, конечно, не можете себе представить, какой комплект веселеньких зверей распорядился подобрать Барнум, истинный, чистокровный американец, человек, начавший свою карьеру чистильщиком сапог и завершивший ее миллиардами долларов, субъект железный, холодный и беспощадный. Под звуки марша Блондель вошел на арену, и вся публика охнула, как один человек, от удивления. Блондель оказался... голым. На нем ничего не было, кроме замшевых туфелек и зеленого Адамова листка ниже пояса, в руке же он держал зеленую оливковую ветку в половину метра длиною. Звери встретили его молчанием, когда он входил в клетку, запирая ее за собою. По-видимому, они были поражены больше, чем публика, костюмом нового укротителя и его сверхъестественным спокойствием. Он неторопливо обходил большую клетку, переходя от зверя к зверю. Очевидно, он узнавал в них воспитание и дрессинг Гагенбека из Гамбурга, потому что порою на тревожные взгляды и движения их ласково говорил по-немецки. Молодой крупный азиатский лев рыкнул на Блонделя не злобно, но чересчур громко, так что в конюшнях тревожно забились и затопали лошади. Блондель отеческим жестом обвил вокруг звериной морды свою волшебную зеленую ветвь и сказал воркующим, приветливым голосом: "О мейн кинд. Браво, шон, браво, шон" [О дитя мое. Браво, прекрасно, браво, прекрасно (от нем. O mein Kind. Bravo, schon)]. И лев, умолкнув, тяжело пошел следом за ногами Блонделя, как приказчик за строгим хозяином. В общем, Блондель пробыл в клетке четверть часа, на пять минут дольше условленного. Выходил он из нее не спиною, как это делают из осторожности большинство укротителей, а прямо лицом к дверям. Таким образом, он не мог заметить того, что заметила публика: одна нервная и злая тигрица, увидев уход укротителя, вдруг стала эластичными беззвучными шагами подкрадываться к нему. Но тот же азиатский лев стал ей поперек дороги и угрожающе забил хвостом. Когда по окончании сеанса Блонделю сказали об этом в уборной, он ответил беспечно: - Иначе и не могло быть. Ведь обходя клетку, я успел взглянуть и на глупую трусливую тигрицу, и на великодушного, благородного льва. Ведь для хорошего укротителя зверей надобны два главных качества: абсолютное, почти уродливое отсутствие трусости и умение приказывать глазами. Правда, все животные любят, чтобы человек говорил с ними, но это - дело второстепенное... - Да, великим человеком был этот удивительный француз Блондель, - сказал Гурвич. - Такие люди рождаются только раз в тысячу лет, по особому заказу природы...
Милостивый государь, Федор Алексеевич. Ваша известность в литературном мире, уважение к Вам просвещенной публики и свойственная Вам снисходительность, с помощию которой в самых первых опытах являющегося на суд публики произведения так искусно Вы умеете находить некоторые достоинства и так деликатно указывать на недостатки, - заставили автора прилагаемых здесь стихотворений обратиться к Вам с просьбою о напечатании их в Вашем журнале, если Вы, по своему великодушию, не захотите отказать этому неизвестному автору в глубокой для него чести - Вашем покровительстве. Может быть, просьба моя покажется для Вас странною. Пусть так; но я уверен в Вашем благородстве: Вы не захотите заклеймить язвительною насмешкою бедного провинциала, не имеющего в своих руках верных средств, с которыми он мог бы действовать благоразумнее, не ставя себя в двусмысленное положение. Я даже осмеливаюсь предполагать, что мое двусмысленное положение скорее возбудит в Вас участие, нежели холод-1 ность. Вот моя краткая биография. Будьте моим судиею. Я - бедный мещанин. Круг моих знакомых не велик и не завиден. Образование получено мною весьма недостаточное, но с раннего детства в душу мою запала глубокая любовь к литературе. Помню, как всякое произве-аениег запечатленное талантом, приводило меня, еще ребенка, в восторг, который я не мог себе объяснить. Кан тогда билось мое сердце! Как быстро обращалась кровь в моих жилах! Этой любви я не утратил и доселе. В моей грустной действительности единственное для меня утешение - книги и природа: в беседе с нею я забываю все меня окружающее. Она - мой первый наставник, научивший меня знать и любить бога. Она - моя мать, утешающая меня в минуты тоски и сомнений. Изумляя меня своею тишиною и величием, она заставляет меня слагать задумчивую песнь и проливать сладкие слезы. Быть может, мои слова вызовут на уста Ваши насмешливую улыбку. Быть может, все это - один бред моего раздраженного воображения, потому-то я снова повторяю: будьте моим судиею, покажите мне мое собственное значение или мою ничтожность...
