... Приземистый, кругленький, нервно сжимая руки, он вертит головой - направо, налево, точно боится, что двери в церкви рухнут под напором извне; он промокает влажный от пота лоб и, торопясь покончить с обрядом, произносит: - В заключение, дети мои, я желаю вам и вашим семьям жить в мире и согласии, которого - увы! - в эти тягостные часы так недостает нашему многострадальному отечеству... Оглушительный взрыв обрывает его на полуслове, он вздрагивает, багрово-красное лицо мгновенно белеет, лишь на скулах остается по фиолетовому пятну. Где-то совсем рядом разорвалась бомба или взлетел на воздух дом. Со звоном посыпались стекла, и центральная люстра закачалась на тросе, позвякивая подвесками. Все оборачиваются: Лила, кузина невесты, вскрикнула и, вся дрожа, вцепилась в подставку для молитвенника; но вот, смертельно бледная, стыдясь обмоченной юбки, она уже спешит по центральному проходу, оборачивается, торопливо приседает перед алтарем и на цыпочках покидает церковь. - Им бы следовало отложить церемонию, - шепчет Мануэль, пользуясь мгновеньем затишья. Мария вздрагивает и, вернувшись с небес на землю, кладет ладонь на руку Мануэля, который машинально тоже ухватился за подставку для молитвенника. - Невозможно, - шепчет она. - Половина родственников приехала из провинции. "Если б только я знал сегодня утром", - говорит самому себе Мануэль. Если б только он знал, если бы не лег в полночь, если бы не проснулся так поздно, если бы заранее не освободил себе этот день, если бы не жил один, если бы послушал радио, он не пришел бы сюда и не находился бы сейчас в церкви - впервые с тех пор, как он вышел из сиротского приюта, - и не торчал бы как чучело на этой дурацкой свадьбе, в то время как там, за стенами, неожиданно развязалась игра, в которой решается его участь. Здесь же вокруг него лишь удрученные лица да кривые усмешки. Всех этих Гарсиа и Пачеко - от силы человек десять из них Мануэль знает по имени - он тысячами видел на митингах, где они, пылая праведным гневом, выступали "за" или "против" него...
|