«Яма»

Однажды вышел такой случаи, что девицы чуть не с
благоговейным ужасом услыхали, что Тамара умеет бегло говорить по-французски
и по-немецки. В ней есть какая-то внутренняя сдержанная сила. Несмотря на ее
внешнюю кротость и сговорчивость, все в заведении относятся к ней с
почтением и осторожностью: я хозяйка, и подруги, и обе экономки, и даже
швейцар, этот истинный султан дома терпимости, всеобщая гроза и герой.
- Прикрыла, - говорит Зоя и поворачивает козырь, лежавший под колодой,
рубашкой кверху. - Выхожу с сорока, хожу с туза пик, пожалуйте, Манечка,
десяточку. Кончила. Пятьдесят семь, одиннадцать, шестьдесят восемь. Сколько
у тебя?
- Тридцать, - говорит Манька обиженным голосом, надувая губы, - ну да,
тебе хорошо, ты все ходы помнишь. Сдавай... Ну, так что же дальше,
Тамарочка? - обращается она к подруге. - Ты говори, я слушаю.
Зоя стасовывает старые, черные, замаслившиеся карты и дает Мане снять,
потом сдает, поплевав предварительно на пальцы.
Тамара в это время рассказывает Мане тихим голосом, не отрываясь от
шитья.
- Вышивали мы гладью, золотом, напрестольники, воздухи, архиерейские
облачения... травками, цветами, крестиками. Зимой сидишь, бывало, у окна, -
окошки маленькие, с решетками, - свету немного, маслицем пахнет, ладаном,
кипарисом, разговаривать нельзя было: матушка была строгая. Кто-нибудь от
скуки затянет великопостный ирмос... "Вонми небо и возглаголю и воспою..."
Хорошо пели, прекрасно, и такая тихая жизнь, и запах такой прекрасный,
снежок за окном, ну вот точно во сне...
Женя опускает истрепанный роман себе на живот бросает папиросу через
Зоину голову и говорит насмешливо:
- Знаем мы вашу тихую жизнь. Младенцев в нужники выбрасывали.
Лукавый-то все около ваших святых мест бродит.
- Сорок объявляю. Сорок шесть у меня было! Кончила!-возбужденно
восклицает Манька Маленькая и плещет ладонями. - Открываю три.
Тамара, улыбаясь на слова Жени, отвечает с едва заметной улыбкой,
которая почти не растягивает губы, а делает в. их концах маленькие, лукавые,
двусмысленные углубления, совсем как у Монны Лизы на портрете Леонардо да
Винчи.
- Плетут много про монахинь-то мирские... Что же, если я бывал грех...
- Не согрешишь - не покаешься, - вставляет серьезно Зоя и мочит палец
во рту.
- Сидишь, вышиваешь, золото в глазах рябит, а от утреннего стояния так
вот спину и ломит, и ноги ломит. А вечером опять служба. Постучишься к
матушке в келию: "Молитвами святых отец наших господи помилуй нас". А
матушка из келий так баском ответит:
"Аминь".
Женя смотрит на нее несколько времени пристально, покачивает головой и
говорит многозначительно:
- Странная ты девушка, Тамара. Вот гляжу я на тебя и удивляюсь. Ну, я
понимаю, что эти дуры, вроде Соньки, любовь крутят.