«Яма»

Здесь бывают все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие
искусственных возбуждений,, и мальчики - кадеты и гимназисты - почти дети;
бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках, и
молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами,
и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители
нравственности - педагоги, и передовые писатели - авторы горячих, страстных
статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и
офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты;
застенчивые и наглые, больные и здоровые, познающие впервые женщину, и
старые развратники, истрепанные всеми видами порока; ясноглазые красавцы и
уроды, злобно исковерканные природой, глухонемые, слепые, безносые, с
дряблыми, отвислыми телами, с зловонным дыханием, плешивые, трясущиеся,
покрытые паразитами - брюхатые, геморроидальные обезьяны. Приходят свободно
и просто, как в ресторан или на вокзал, сидят, курят, пьют, судорожно
притворяются веселыми, танцуют, выделывая гнусные телодвижения, имитирующие
акт половой любви. Иногда внимательно it долго, иногда с грубой поспешностью
выбирают любую женщину и знают наперед, что никогда не встретят отказа.
Нетерпеливо платят вперед деньги и на публичной кровати, еще не остывшей от
тела предшественника, совершают бесцельно самое великое и прекрасное из
мировых таинств-таинство зарождения новой жизни. И женщины с равнодушной
готовностью, с однообразными словами, с заученными профессиональными
движениями удовлетворяют, как машины, их желаниям, чтобы тотчас же после
них, в ту же ночь, с теми же словами, улыбками и жестами принять третьего,
четвертого, десятого мужчину, нередко уже ждущего своей очереди в общем
зале.
Так проходит вся ночь. К рассвету Яма понемногу затихает, и светлое
утро застает ее безлюдной, просторной, погруженной в сон, с накрепко
закрытыми дверями, с глухими ставнями на окнах. А перед вечером женщины
проснутся и будут готовиться к следующей ночи.
И так без конца, день за днем, месяцы и годы, живут они в своих
публичных гаремах странной, неправдоподобной жизнью, выброшенные обществом,
проклятые семьей, жертвы общественного темперамента, клоаки для избытка
городского сладострастия, оберега-тельницы семейной чести - четыреста
глупых, ленивых, истеричных, бесплодных женщин.
И
Два часа дня. Во второстепенном, двухрублевом заведении Анны Марковны
все погружено в сон. Большая квадратная зала с зеркалами в золоченых рамах,
с двумя десятками плюшевых стульев, чинно расставленных вдоль стен, с
олеографическими картинами Маковского "Боярский пир" и "Купанье", с
хрустальной люстрой посредине-тоже спит и в тишине и полумраке кажется
непривычно задумчивой, строгой, странно-печальной.